Мы смеялись, чтобы не рыдать

Сегодня День Памяти Жертв Катастрофы. Тут, вроде бы, не до шуток. Одна из самых табуированных тем для юмора это Катастрофа. Хотя Роберто Бениньи в свое время рискнул и сделал фильм "Жизнь прекрасна". При этом, даже научные исследования о том, как люди выжили в концлагерях и гетто не в последнюю очередь благодаря юмору, много лет были под запретом. Смех в концлагере? Да весь мир решит, что для евреев там был просто курорт? Шутки про гетто? Это же надругательство над самим словом Катастрофа.

Основой диссертации Хаи Островер стал юмор, как механизм психологической защиты во время Катастрофы. Она взяла подробнейшие интервью у 55 человек, выживших после Катастрофы и на основе своей работы написала книгу. "Без юмора мы бы покончили с собой". Это фраза одной из женщин, прошедшей все ужасы Освенцима. "У нас была другая Катастрофа", - сказала еще одна из выживших, глядя на пафосные выступления "коллег" в школах. Они сумели сделать ее немножечко другой, благодаря этому безумному юмору, который давал возможность дышать.

Юмор стал основным доступным оружием для гонимых евреев. "Победить" геноцид можно было только одним способом - выжить. А для того, чтобы выжить и не сойти с ума многие прибегали к спасительному юмору.

"Мы смеялись, чтобы не рыдать"

Люди, прошедшие все ужасы Катастрофы, не боятся шуток над ней. "Что значит, "был ли юмор"? Конечно, мы смеялись. А как бы мы выдержали без смеха?!", рассказывает психиатр Йехуда Гарай, прошедший гетто и лагеря. "Мы смеялись, чтобы не рыдать, - рассказывает Ализа Ахерман, - Все было настолько абсурдно и так трагично, что это было просто невыносимо. И мы смеялись над этим. Смешное выглядит не таким страшным".

Согласно исследованию больше всего люди смеялись над собой

Лили: Нас всех загнали в душевые, а потом остригли наголо. Меня и моих подруг с прекрасными длинными волосами. Я смотрела на них и не узнавала. А потом начала смеяться. "Ты что, спятила?" - спросили меня. Нет, - сказала я, - захлебываясь от смеха. Просто меня в жизни никто не стриг бесплатно. Честное слово, я так и сказала "Меня в жизни никто не стриг бесплатно". Я просто не могла остановиться и стала спрашивать подруг - Вы не видели здесь Мишеля? (это был мой постоянный парикмахер) Кто же меня тогда постриг? И позже, когда у меня вдруг, впервые в жизни стали отрастать кудряшки, я смеялась - "Боже, когда мне успели сделать перманент?".

Геня: Мы много смеялись над нашим внешним видом. Нас страшно избили, раздели, затолкали в душевые кабины, обрили наголо, а потом кинули кучу чужого тряпья, без разбора каких-то размеров. Была зима и стоял страшный холод, а нам почему-то швырнули груду летней одежды. Полным женщинам достались узкие короткие платья, бывшие когда-то элегантными. Иногда нам давали чем-то прикрыть голову и это могла быть вдруг шляпа с атласной лентой или сохранившимся букетиком искусственных цветов. В общем, в результате мы все покатывались со смеху, глядя друг на друга. Это был какой-то невероятный маскарад или пуримшпиль. У нас не было ни трусов, ни носков, но зато могли быть платья со шлейфом или жабо...

Женщины...

Голодный юмор

Очень много разговоров и шуток было по поводу еды, вспоминает психиатр Гарай. Что не удивительно для невыносимого голода, который был с нами и днем, и ночью. Это был "голодный юмор", о котором вспоминают многие узники концлагерей. Еда принадлежала другой реальности, она была из той жизни, что была до войны, и люди мечтали о ней. Мы все время смеялись над этим и готовили фантастические трапезы. Мы приглашали друг друга на обед "после-войны" и тщательно обсуждали меню. Мы обсуждали рецепты и жарко спорили, как именно правильно готовить то или иное блюдо.

Лили: У нас были целые группы, бесконечно обсуждавшие рецепты - три яйца, два стакана муки, стакан сахара... Сколько выпекать, в какой печке. Как-то одна из "кулинарок" была не в настроении и лежала, отвернувшись к стенке. Меня спросили, что с ней. "Да пирог подгорел, наверное." пошутила я. И мы все расхохотались.

Черный юмор

Черный юмор очень важная штука, это я вам как заслуженный людовед подтверждаю. С помощью черного юмора мы пытаемся снять наш страх перед смертью. Мы смеемся над ней, потому что празднуем то, что пока мы живы. Он позволяет нам убежать от жестокой действительности. Это необходимый нам эскапизм. Черный юмор, порой, сродни надежде - он делает выносимыми совершенно невероятные вещи.

Двое евреев встречаются на улице в варшавском гетто.

- Моше, где ты достал духи "Ландыш" и зачем ты их пьешь?

- Говорят, из нас мыло будут делать, так мое мыло хоть будет хорошо пахнуть.

Виктор Франкл, если не ошибаюсь, называл подобный юмор "нормальной реакцией на ненормальные обстоятельства". Пока мои самые тяжелые клиенты способны шутить, я за них спокойна. Как сейчас помню женщину с тяжелой эндогенной депрессией. В сложные периоды падений она приходила, рассказывала о самых невыносимых переживаниях, неизменно заканчивая это коронной фразой "Вот такая драматичная х**ня, Анечка". И я знала, что этой фразой она как бы "упаковывает" весь этот ужас и отправляется жить дальше.

Ну да, я уверена, что мир выжил, потому что смеялся.